Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
В бешеных плащах
Книга рассказов
326 стр.
ISBN: 9781300772071
Андрей Бычков - автор 7-ми книг прозы в России и 4-х на Западе. Переведен на английский, французский, немецкий, сербский, китайский, венгерский, испанский языки. Лауреат и финалист нескольких престижных литературных и кинематографических премий. Лидер издательства "Ультра. Культура" по количеству рецензий (книга "Дипендра"). Учредитель нонконформистской премии "Звездный Фаллос". Фильм Валерия Рубинчика "Нанкинский пейзаж" по сценарию Бычкова вошел в дюжину лучших русских фильмов десятилетия "нулевых" по рейтингам авторитетных критиков.
В предлагаемой книге собраны лучшие рассказы писателя последних лет.

В БЕШЕНЫХ ПЛАЩАХ

Цитируется по публикации в "Сетевой Словесности"

I

Пусть раскладываются в голове пролеты лестничной клетки, как птица без крыльев тот, кто не знает языка, не говорит с осой и с облаком - черное и белое, как колода карт, невыходящий из дома выходит - где? Желтые стены осени, двери зеленого лета, плащ, ему нужен, конечно, плащ, блестящий, как спина жука коричневого, невозмутимого, удаляющегося, ему нужен медный шар неисчислимого времени, козья нога, омнибус и астролябия.

Тот, кто выбирает конечность. Тот, кто говорит "в последний раз". Тот, кто утешает себя сам (эти лекарства стеклянные, растущие по ночам в безупречных полях, с открытыми глазами). Тот, кто опускается ниже тротуаров земли, в глубину закрытого города. Тот, кто как тело, брошенное под углом к горизонту. Тот, кто отныне поднимается только вниз.

Вот и туннельный гул, вертикальный блестящий поручень, безупречное покачивание, холодное ухо негра рядом, прислонившееся к твоей руке, тысяча сто лет ожидания, бесконечность Кали-Юги, пролет птиц, свершение вероятности и исполнение пророчеств.

И еще эти тугие узкие джинсы, в которых она становится перед тобой.


II

Не рассказ, а так, всего лишь легкий осенний щелчок, синяя дымка и прозрачное поле, какие-то птицы улетают на юг, словно бы испуганы выстрелом. Ты идешь по узкой тропинке, и все чаще и чаще попадаются на глаза бессмысленные целлофановые пакеты. Спуститься к реке и ждать.

Как она в белом платье на темной воде, на тихом течении, посреди кувшинок и лилий... Как она спрашивает тебя и молчит... И белое платье, шуршащее, шевелящееся... И темнеет вода, и отражаются ивы и звезды, и струи перебирают себя сами.

Почему ты молчишь?

Почему у меня нет птиц и я не могу измерить, и я не могу войти в храм Египта с циркулем и с собакой?

И как, подобно Офелии, отвечает:

- Чтобы ждать, мой принц, чтобы ждать.

Тугие узкие джинсы - протянуть руку, безумие - но ведь это последний транспортир, угол бессмертия и направление к солнцу, и пизда, скрытая, спящая, в поезде плывущая по реке, в тугих, и близко... О, длинный синий, калимый в белое, разводящий розовый шов огонь, как на железном дне корабля, осторожнее, не обожги!


III

- Будете кофе?

- Буду капучино.

- Смешное слово.

- Ага, так и вижу - в нахлобученном колпаке.

- С оранжевой кисточкой, как у Буратино.

- А вы ничего... Сколько вам лет?

- Какая разница.

- И как зовут - тоже не скажете?

- Боюсь и в этом не слишком много смысла.

- Зачем же было тогда приглашать?

- Когда возникает дорога, надо по ней идти.

- Вы уверены?

- Вот в этом-то вся и беда.

- А чего бы вы хотели?

- Не знаю...

- Но все же?

- Быть неуловимым.

- Но это значит быть никем.

- А что хорошего в судьбе?

Поезд, самолет или автомобиль, какая разница, мороженое, дерево или ночь, птица, поле, соломенная шляпа, истукан, дог, а ведь это собака, а собака дог, также как Догвилль - кино, вы спрашиваете - как меня зовут? не знаю, некто с острова на дороге, в болоньевой куртке на молнии слепых, я не скрываю, что именно мне интересно, что именно я люблю, хотя могут быть и пистолеты, серьги, ожерелья из страусиной кожи, кинематограф, особенно, когда кто-то катится к ебаной матери...


IV

- Так с чего мы начнем, мой принц?

- Разумеется, на блоках и на цепях гремящих, скрежещущих, выдвигающихся и пенящихся, на Джаггернаутах, на козьих ногах с безупречностью манер и ослепительностью манишек.

- А вы уверены?

- Я же не сказал вам своего имени и был прав.

- Платье...

- Придется снять.

Без слов, конечно, все разворачивается гораздо быстрее, слова лишь покрывают желание, о, эти все всегда замедляющие слова, но как же теперь? гудение низкое приближающееся, металлический рой пчел, блестящий, неумолимый белый котел седого блондина в голубых, наклоняющегося или кого-то другого, например, меня, сияющего или просто стоящего в фонтанах, знающего, чего он хочет, но при этом желающего достичь цели каким-то пока еще неизвестным способом, осознающего всю прелесть того, что в последний раз еще предстоит открыть и сам путь открытий, изобретений, методом проб...

- Я больше не могу.

- Потерпите.

Методом проб и еще более глубоких зондирований...

- Я устала.

- Так быстро?

- Мне больно.

- Еще чуть-чуть.

Печатей ошибок и сообщений СМС на циферблатах оголенных, как...

- Нет, только не так!

Оказывается, лгут и зачем-то прикидываются, ну же, и еще раз с мурашками, и - стоп, стоп, стоп - надо бы еще раз...

- Нет!

Последний раз коняшками, качающимися на ветвях...

- М-мм.

Надменных каменных экспериментальных экспертиз, потому что живот для спрятанных и скрипящих, а родить и выяснить, где здесь живет египетский бог, где здесь стучит вошедший под углом?

- А-аа!

- Потерпите, это последний раз.

Ибо отныне, садись же, да, не бойся, прекрасно, это же, как электрический стул, а сажают ягодицами на холодное, ну, да, пристегивают всегда за шею, и защелкивают на лодыжках, затягивают на ляжках, и на высоковольтное ставят ступнями, а запястья вымочены в вине, прикручены тонкой серебряной проволокой, по которой скоро взойдет в права свои золотой электрический, бархатный, разрывая и вспучивая, искрясь и закипая, лопаясь ежевичным, что, жмет ошейник, говоришь? и в горло, да, чтобы шло в горло постоянным огромным, двенадцать ампер, свободное закипание, неумолимый подъем, стояние как на самой высокой вершине, и... неизбежность наказаний... о, баранина, о, Огайо! или не Миссисипи, какая разница, ну как? жуй тебе, теперь жуй, мокрая, расслабляйся, растягивайся и не давись, говори, говори, зови меня, не давись, говорю, на площадях под тротуарами, да, не давись ты, повторяй за мной:

- Под тротуарами.

- Пуд трутууруму.

- В бешеных плащах.

- В бушунух плущух.

- Пить с тобой капучино.

- Пут с тубуй купучуну.

- В коричневом кафе неистового жука.

- В куручнувум куфу нуустувугу жуку.

- Сидеть с тобой над прелестями реки.

- Судут с тубуй нуд прулустуму руку.

- Подарить тебе белое платье.

- Пудуруть тубу...

- Говори - мне.

- Муну.

- Белое платье.

- Булуу плутьу.

- Газовое, клубящееся поверх воды.

- Гузувуу, клубущуусу пувурх вуду.

- Поверх глыб льда бесконечного молчания.

- Пувурх глуб лду бускунучнугу мулчунуу.

- Как Офелии.

- Кук Уфулуу.

- Исповедей воздвигшего крест на обманах.

- Успувудуй вуздвугшугу круст ну убмунух.


V

Ибо в чем смысл бесконечной и рыбной на поездах, на самолетах и в тамбурах, в эфире радио фм, в лифтах, над унитазами и биде, в гонгах славы моей беспредметной, в предместьях Лондона, в ночном окне, в последний раз, этой бесконечной рыбной ебли с гондонами и без?

Страница,  на  которой  Вы  сможете  купить  книгу




Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА