Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
Опята
Санкт-Петербург
Геликон Плюс
2010
320 стр.
ISBN: 978-5-93682-608-5
Кухонные посиделки изменили страну. Каким же образом? Подчиняясь жанрам и вкусам мейнстрима, свою версию предлагает петербургский прозаик Алексей Смирнов, автор более 10 книг прозы.

Новая редакция, существенно отличающаяся от сетевого демо-варианта.

Пролог о замечательном аппетите

Официант подошел к метрдотелю скользящей и быстрой походкой. Приблизившись к телу и будучи допущен, он выстрелил взглядом в удаленный столик, заставленный яствами.

- В чем же дело? - равнодушно спросил мэтр.

- У клиента жор, - донес на посетителя официант.

- В самом деле? С чего ты решил? И слава Богу, в конце концов.

- Пойдите и полюбуйтесь сами. Он заказал два первых блюда, горячее - рыбу, мясо и птицу; шашлык из осетрины; салат оливье, две порции; закуску - нарезочку, икру, грибной паштет. Котлеты по-киевски. Селедку под шубой. Суфле. Винегрет. Полулитровый графин водки, литр минеральной воды. Соусы и приправы. Мороженое, полкило. Фирменный торт.

Речь официанта тоже казалась фирменной, ибо здесь человека красило место.

Метрдотель, старомодно одетый по всей форме, вооружился моноклем и присмотрелся.

- Он один? - поинтересовался он недоверчиво.

- Пока что один. И все сжирает сам, персонально. Ложку - сюда, вилку - туда. Хлоп одну рюмку, хлоп другую. Хлоп четвертую. И запивает из бокала. Объедки сбрасывает в противуположный прибор, который был пуст. Извел полсолонки и перечницу. Одной горчицы и хрена смолотил ужасно сколько, с белым-то хлебом. А хлеба - каравай.

- Ну, пошли, - согласился покровитель.

По пути он все пристальнее изучал едока:

- Вроде худенький мужичок. М-да. Видок затрапезный. Ты рассчитал его?

- В том-то все и дело, что нет.

- Гамлет! (это было паспортное имя официанта). Ты видишь, во что он одет?

- Не по уровню заведения, каюсь и казнюсь. Не из места ли заключения, прямо к нам?

- Тогда какого же черта ты приволок ему столько еды?

- Простите, господин Бургомистров, доверчивый я... сельская молодежь... Если он из места заключения, то деньги у него, возможно, имеются...

Оба остановились у столика и напряженно уставились на мужчину, который жадно уписывал, беря то от одного блюда, то от другого. Клиент был одет в поношенный костюм с полосатым и неуловимо волосатым галстуком. Штиблет не разглядеть, хотя и притоптывает. Крупные залысины, острый нос не без бородавки с волосом, истертый ворот рубашки. Питается неопрятно, пьет от души. И на душе этой - праздник. Неприятное положение. Что, если на душе - грех, и смертный? Грех неплатежеспособности?

- Все в порядке, почтеннейший? - осведомился метрдотель.

- Лучше не придумаешь, - сказал тот с набитым ртом.

- А вы что-то придумали?

- По правде говоря, ничего. Мне лучше думается под музыку, а во время еды приходят не мысли, но аппетит. Отменная рыба, господа повара!

Метрдотеля перекорежило. На нем же монокль! - тот сразу и вывалился. Никто и никогда не принимал Бургомистрова за повара.

- Изволите рассчитаться сейчас же или когда?

- Когда - что?

- Рассчитаться....

- А, вы о деньгах, - клиент посмотрел на дешевенькие часы, отстававшие на полчаса. - Через десять минут вас устроит?

- Гамлет, выпиши почтенному гостю счет. Вполне устроит. Простите за вторжение в процесс, но, сами понимаете, что всех встречают...

- По одежке, - подхватил посетитель. - А провожают...

Гамлет расплылся в подобострастной улыбке.

- По счетам, - изрек он елейно.

Едок, в свою очередь, внимательно присмотрелся к явлению персонала.

- По осени, - пошутил он.

- По осени считают, - подсказал ему Гамлет.

- Совершенно верно. Курят и цыплят. Я желаю еще курятины, принесите.

Метрдотель тем временем следил за стрелками личных, карманных часов.

- Сверим время? - предложил он сидящему.

Ответа не последовало.

Метрдотель поднял глаза. Отвечать было некому; сиденье пустовало, стол - разорен. Молчал и Гамлет - искал, наверное, ответ на вечный вопрос.





Глава первая
БОТАНИЧЕСКАЯ МИСТИКА

1. Прикладная ботаника

Артур Амбигуус-младший не вышел к гостям: его никто не пригласил, да и не то, что не пригласил - ему даже запретили к ним выходить с полуоторванными, распухшими ушами. Не больно-то он и рвался.

Перед приходом гостей - людей скромных и простодушных - состоялась жестокая семейная сцена подросткового воспитания.

Артурова мать Анюта, когда супруг ее, по странному капризу - тоже Артур, врач-нарколог, явился с приема домой, немедленно рассказала ему о поступке Артура-Амбигууса-младшего.

Сей поступок показался наркологу ужасным вдвойне: сынуля его, будущий химик и фармацевт, а то и доктор наук, производитель антидотов и рвотов, поедал с такими же, как пища, уродливыми товарищами заведомо поганые и несъедобные грибы, желая вызвать у себя галлюцинации. На какой-то поляне, уподобляясь свинье с ее желудями... он подрывал семейное древо, семейный генеалогический дуб, достойный гордости и славы..

- У нас же квота! - орал ему малый Артур, раздираемый за уши надвое храпящими рысаками. Так делали и делают в старину... - Я, батя, квоту отстегиваю...

Здесь он до первой крови прикусил язык, понимая, что сейчас сболтнет нечто лишнее. А выражаясь точнее, уже сболтнул.

- Это на что же "у вас там квота"? - задал вопрос папаша-лекарь, отлично знавший, как на него ответить. Он всего лишь нуждался в признаниях и мольбах о прощении. В нем пробудилась от многолетней спячки безжалостная святая инквизиция, странным образом перемешавшаяся с показными процессами сталинской эпохи. Уши попались первыми; не было ни карцера, ни испанского сапога.

- У них там рвота, а не квота, - вмешалась Анюта. - Его полчаса рвало какой-то дрянью.

Отец захрипел: казалось, что это хрипят взмыленные отцовские кони-ладони-огони.

- Какие же тебе, гаденышу, понадобились галлюцинации?

Выяснилось, что все равно, какие. Хотелось увидеть себя жуком, цветком и птицей колибри; многоразовым кораблем из летучей Голландии, где можно все; мечталось раскрасить автобус и поезд спреем, а мир весь усыпать блестками, побольше; запустить воздушные шары и прыгнуть с вышки: всеми частями тела по очереди, которые тоже обернутся воздушными шарами помельче, и лопнут, рассыпавшись в конфетти...

Хотелось нарисовать на стенке гриб зонтичного вида, со спицами вместо пластин.

Хотелось всех обнять, и уснуть, и вылететь в форточку. И вообще - либо к звездам, через тернии - говорят, что из него тоже, из терна, гонят что-то полезное и вкусное, - либо в пропасти, где артефакты и подземелья.

Все это выкрикивалось беспорядочно, сквозь подростковые слезы, исполненные горькой обиды. Да что там - сама обида сочилась сукровицей, отчасти фармацевтическая по составу.

- Ты мне про квоту скажи, - настаивал Артур Амбигуус-старший. - Неужели ты съел все двадцать пять?

- Чего двадцать пять? - ужаснулась Анюта, судорожно и без нужды вытирая руки о передник: фартук для передка, потому что она пекла и готовила в ожидании гостей. - Кусочков?

- Грибов, - мрачно и злобно отрезал муж. - У них наладился грибной рэкет, настоящая бандитская бригада. Грибная мафия. Он думает, отец не в курсе. Его бы доить - и достаточно!.. Доить и долбить!.. И добить!..

Анюта, любившая профессиональные откровения мужа-Артура, всякий раз, когда слышала нечто подобное, удивлялась и охала.

- Неужто нельзя их скосить, поганки эти? Вытравить их чем-нибудь, как сорняки?... Вытоптать?

- Твоими-то ножищами - конечно... нельзя, - пробормотал тот и выпустил из побелевших пальцев отбагровевшие сыновьи уши. Потом размахнулся и влепил наследнику наркологической службы, будущему фармацевту и химику, такую затрещину, что тот пролетел в свою детскую, как распростертая птица.

Итак, этот юный наследник был бит, его выбранили.

В детской он заперся, скорбно глядя на глобус и карту двух полушарий.



2. Прибытие, ничем не омраченное

Вскоре, заканчиваясь, начался трезвон - хорошее слово, которое означает не только звонки в прихожей, но и состояние психики, - один за другим появлялись милые и покамест умеренно трезвые гости, приглашенные по случаю уикенда.

Артуру Амбигуусу-старшему очень нравилось это слово; он причислял себя к классу чуть выше среднего, хотя и напрасно, ибо не имел ни машины, ни дачи, ни даже достойных упоминания сбережений. А всех своих гостей он загодя причислил к рангу пониже, хотя пожаловали все те же, надоевшие неизменные лица: окулист Извлекунов, сосед по лестнице Гастрыч (вот бы такое отчество, да нашему недавнему - впрочем, раз мы только что соизволили приступить к делу, будущему - метрдотелю; но это, по настоятельному утверждению носителя, была фамилия; нарочно рылись в святцах, искали имечко, не нашли); супруги Кушаньевы, детские врачи; терапевт Краснобрызжая, лечившая колбасно-сосудистые заболевания; Оранская: экзальтированная подруга жены со студенческих лет, а также друзья детства самого Артура Амбигууса-старшего: Крышин и Ключевой, всегда ходившие парно, а иногда и копытно, приглашенные по не вполне понятной причине. Детей не взяли, детям было бы скучно. У Крышина и Ключевого детей и не завелось.

Хозяин уже разгуливал по столовой в накрахмаленной рубашке и позвякивал ножом о бокалы двух разных калибров: малого - выпить, и большого - запить.

Так он выражал свое благожелательное нетерпение.

Анюта занималась последними приготовлениями: румянила щеки, наращивала ресницы, приводила в порядок оборки и складки. Она то и дело подергивала себя за гранатовые бусы, прикидывая, насколько удачно те сочетаются с давнишним подарком мужа, тоненькой золотой цепочкой. Сменила сережки на клипсы, потом одумалась и сделала, как было раньше. А пальцы с остро заточенными ногтями погрузила в разноцветные блестки, чтобы прилипли.

Из столовой слышались восхищенные возгласы: каждый прибывший не упускал несчастного случая похвалить недавний ремонт, который удался не во всем и не везде.

- Обои, - со знанием дела говорил Кушаньев. - Все дело в обоях.

- Да нет, в портьерах, - возражала ему жена.

- Портьеры - в спальне, - заметил окулист Извлекунов: маленький, упругий, чернявый, похожий на извлеченное из-под века инородное тело. Таким он и был - особенно когда напивался: соринкой в глазу.

- Кропили квартиру? - озабоченно вмешалась Оранская: маленькая, неопределенного возраста сухопарая дама в очках, работавшая в обществе "Знание". И там она занимала свое, от века ей назначенное место, ибо все знала о демонах, заговорах, наговорах и приговорах, да в придачу прочла десять томов Карлоса Кастанеды, после которых полностью сошла с незатейливого ума: одолела все книги Лазарева, среди них были даже ненаписанные - до поры, а также Малахова, Мулдашева и Блаватской.

Амбигуус недвусмысленно удивился:

- Зачем?

- После ремонта всеми рекомендуется пригласить священника и совершить над квартирой обряд, - Оранская поджала губы. - Иначе в новом и чистом месте может поселиться неведомое и незваное. Кроме того, у меня есть знакомый и надежный человек, который ходит с рамкой...

- Какой он ходит? - провокационно подмигнул Извлекунов.

- Носит рамку, - ровным, натянутым тоном отозвалась Оранская. - Возможно, - она обратилась к хозяевам, вставшим навытяжку, - у вас неправильно расставлена мебель, особенно супружеская постель.

- И что же случится? - испугалась Анюта.

- Энергетически неправильно расставлена... - гнула свое приятельница, будто не слыша. - Возможны несчастья... Есть и знакомый с лозой и слезой; где дрогнет лоза, там капнет слеза...

Но тут Ключевой и Крышин переглянулись, кивнули, ударили в ладоши:

- Мы тоже знакомы с Лозой и всегда плачем, когда слушаем его песни... Но не пора ли нам, господа... закусить и оценить хлебо и сольство наших хозяев? Томительное созерцание, - они указали глазами на стол. - Нам бы подкрепиться с дороги.

- А кто там плачет? - спросила добрая и толстая терапевт Краснобрызжая, усаживаясь на специально приготовленные два стула. Она была невообразимо, болезненно полна. В ее кабинет провели даже специальный шнур, потому что иначе она не могла завести руку за спину, запрокинуться и дотянуться до кнопки вызова больных. Ее называли настоящей участковой, ибо на нее приходился огромный участок пространства, росший прямо пропорционально съеденному.

- Отпрыск, - отмахнулся Артур Амбигуус. - Скотина. Не слушайте, накладывайте себе салат. Берите шпротики. Урод он и есть урод, - добавил хозяин, покосившись на запертую комнату. - У нас же семья. А какая песня без баяна?

- Слушайте анекдот! - Гастрыч весело закатал рукава. - Приходит, значит, мужик домой неожиданно. А баба его хахалю своему...

Была в нем какая-то обволакивающая мандалообразная камбалообразность, привлекавшая женщин.



3. Секрет

Сильно подвыпившая Оранская сняла туфлю и начала бить каблуком по столу - приподняв, правда, скатерть и подложив салфетку, где мгновенно образовалась рваная рана. Казалось, ей хочется либо начать, либо закончить ядерную войну.

- Послушайте, что я вам скажу, - сказала она. - Мальчик находится в стадии поиска. Мальчик ищет потустороннего, космического опыта. И я читала, что некоторые галлюциногенные грибы помогают людям прийти в нормальное людское состояние, при котором разрушаются барьеры, размываются границы, и все запредельное становится зримым, доступным... Вы зря наказали Артурчика.

Миновал всего час, но уже через десять минут все были основательно навеселе.

- А где же малец? - бодро поинтересовался Ключевой, хотя сей вопрос обсуждался не менее десяти раз.

- Размышляет о вечном, - сердито сказал Амбигуус. - Абстрагируется. Чай, не мальчик.

Ключевой думал иначе.

- Отчего же не мальчик, - вступились за грибника педиатры. - Ему еще нет и восемнадцати, он обычный ребенок. Хотя бы чисто формально. Вам известна теория Пиаже?

- Зато он пакостит конкретно, - пробурчал папа мальчика.

- Мне известна теория М и Ж, - парировал, поддерживая товарища, Извлекунов, вынимая себя из-под скатерти, как инородный предмет из-под века: ловко и профессионально. - Где тут у вас, господа хорошие, удобства? Перепланировку не делали?- Он словно излизнулся и вытек наружу.

- Где всегда, - Амбигуус положил себе всякого маринада. Но вдруг Анюта Амбигуус посмотрела на удалявшегося Извлекунова с неожиданным испугом.

- Артур, - прошептала она. - Мы же совершенно забыли...

- О чем ты, лапочка? - Амбигуус вынул волос и употребил некогда рыжий рыжик. Волос он положил на край тарелки для показа жене.

- Он пошел в туалет. Мы опять забыли, что там...

Старший Артур Амбигуус откинулся в хозяйском кресле. Действительно, они упустили из виду нечто важное. Вся незадача заключалась в том, что они не могли позволить себе даже малого подобия евроремонта. И делали по-простому. Поэтому поголовное восхищение сразу же показалось ему, Артуру, неискренним и дежурным. Но, может быть, гости еще и не отстрелялись. В кабинете, куда направился Извлекунов, употребивший чересчур много жидкости переменного градуса, творилась вещь немыслимая, невыносимая в приличном доме потомственного интеллигента, женатого на простой потомственной бабе.

Все произошло после того, как поменяли сантехнику. Анюте не нравился ее унитаз, он казался ей ветхозаветным и допотопным, ибо грозил нечистым потопом; он никак не соответствовал не только международным нормам, но даже тому, что ей приходилось видеть в облагороженных вокзальных уборных. Салатная зелень, небесная синева, розовые мечты - все это были расцветки, которых она желала, и унитаз заменили вместе с бачком.

"Мамочка! - хрипло позвал ее слесарь, который принес в бесполой шапочке цемент и сильно шатался. - Мамочка!"

Его швыряло от стены к стене с периодическим выбросом в удобство.

Анюта принесла валидол, потому что решила, что слесарю плохо после вчерашнего, однако ему было благодатно после сегодняшнего.

"Мамочка, попрощайся с горшком!" - пригласил он и выдрал сосуд из каменистого пола, на поверку оказавшегося отчасти земляным. Новый горшок, цвета встреч и прощаний, установили - по причине неровности пола - на небольшом возвышении, и вышел как будто скромного вида трон. Из-за бугристости основы плитка легла средненько, и новое вместилище отходов - а будучи купленным, и доходов - осталось окруженным тонкой полоской землицы. Она напоминала не то бесполезный для укрепления крепости вал, не то ров, не то прихотливый узор. Это была настоящая, очень старая земля, которая почему-то встречалась даже под половицами четвертого этажа.

"Старые перекрытия, мамочка", - улыбнулся слесарь, годившийся ей в непутевые и неблагодарные сыновья.

Земля плодоносит, это общеизвестный факт. Специально там, разумеется, никто ничего не сеял. Но нечто поселилось самостоятельно: не слишком разумное и вечное, но достаточно постоянное: позднее, по чистой случайности занимаясь уборкой, Анюта обнаружила позади трона три длинных, абсолютно белых пластинчатых гриба на хилых ножках. В их смертоносных качествах сомневаться не приходилось.

Анюта Амбигуус дождалась Артура-старшего и не без гордого ликования указала ему на рассадник отравы. Она намекала на скаредность супруга, не давшего денег для нормального обустройства удобства.

Амбигуус, помнится, тогда испытал уже давно забытый приступ сильнейшей тошноты, так как алкогольное прошлое надежно лишило его рвотного рефлекса. Дрожащими руками он отмотал половину бумажного рулона, выдрал грибы и, даже не пытаясь их рассмотреть, отправил по назначению в фановую преисподнюю. Потом принялся удобрять нейтральную полосу, которая вдруг отошла к врагу. В его распоряжении были йод, стиральные порошки, перекись водорода, какая-то другая бытовая химия, оставшаяся после ремонта, растворители и пятновыводители - не было пустяка: грибовыводителей, а некоторые споры, как рассказывают знающие люди, пересекают даже космическое пространство с целью создания великих цивилизаций. Возможно, росту грибов способствовало само назначение места, да личные качества тех, кто туда приходил. Короче говоря, не прошло и двух недель, как грибы заколосились вторично.

Это напоминало историю Гастрыча, которую тот в притчевой манере очень любил рассказывать окружающим.

"Я был стойким цветком, проросшим сквозь щебенку между шпалами. Над таким лютиком-одуванчиком, а то и маргариткой-колокольчиком, грохочут поезда. Иной жизни цветок не знает. За железнодорожным полотном - его свободные, сочные собратья; он же кичится и довольствуется своей судьбой. Он закаленный! Он мутант. Он крепчает, а те - гниют. Семена разлетаются прочь, вхолостую. Насекомые - редкие гости. Он пропитан металлами из нижних строк таблицы Менделеева, а также их соединениями. Зато его не рвут в букеты, не кусают коровы. У всякого существования - свои личные язвы. Таким уж мне выпало родиться, такая моя судьба".

"Может быть, это шампиньоны? - Амбигуус взялся за подбородок. - Растут же они во дворе целыми выводками".

"Желаешь отведать?" - Анюта, сожалея о неизбежном слабоумии даже такого ученого человека, как ее муж, обвила ему шею руками.

"Залепить пленкой, - решился Артур. - Закрасить, зашпаклевать".

Но он был врач, а не столяр, и не плотник; к хозяйственным работам не привычный и до них не охотник, он все делал абы как: тут не докрасил, там не доклеил, а растения, желавшие жить, шли напролом, лезли, перли и, мало того, множились.

Надо же было случиться такому, что сегодня про них совершенно забыли. Впрочем, это понятно. Гости - событие радостное, а все радостное привычно вытесняет из нашего сознания обыденные тяготы.

Тяготы же сделались именно что обыденными. Да и не было их вовсе: кому помешают грибы, если откинуть стульчак или вообще развернуться спиной?

Теперь Артур Амбигуус-старший страдал, гадая, не трогал ли грибов его пытливый отпрыск. С него станется. Ведь это, не иначе, были бледные поганки, гарантированная смерть - бледнее некуда. Конь блед.

Страница,  на  которой  Вы  сможете  купить  книгу




Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА