Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
Белый ворон. N1(18) Весна 2015
Литературный альманах
Екатеринбург
Евдокия
2015
198 стр.
ISBN: 9781329040991
Литературно-художественный альманах "Белый Ворон". Выпуск №1(18) Весна 2015.
Белый ворон. N1(18) Весна 2015. Литературный альманах - Издательство "Евдокия", 2015.

ПРОСТРАНСТВО ОЗЁРНОЙ ВОДЫ

Интервью создателя литературного портала "Мегалит", поэта Александра Петрушкина
главному редактору альманаха "Белый ворон" Сергею Слепухину


С. С. Дорогой Саша. Я хорошо помню тот момент, когда с легкой руки моей жены Марии у нас на кухне родился термин "Озерная школа". Это было сказано о стихах твоих и Дмитрия Машарыгина. Говорилось, шутя, воспринималось как игра. Как же случилось, что условное название, вызывающее аллюзию с английскими романтиками (и неизменную улыбку), прижилось и даже обрело философское обоснование?


А. П. Да, Сергей, я тоже хорошо помню эту встречу. Как правило, подобные разговоры остаются разговорами, ни к чему не обязывающими. Этакий прекрасный трёп, или же спарринг между твоими и чужими амбициями. Я помню, от тебя мы шли с sign Сергеем (Ивкиным), и он, как человек "гиперответственный" и очень легко ведущийся на новые игры, уже включился, стал продумывать концепцию, начал требовать от меня "списки" (!) Озерной Поэтической школы - адреса, пароли, явки - ну, ты понимаешь!.. А я, не столь заводной товарищ, голову отнюдь не ломал, was ist das: ОЗЕРНАЯ ШКОЛА. Видимо, для меня эта тема в тот момент еще не была актуальна. А стала она животрепещущей лишь месяца два-три назад.

Как-то я, несколько подустав от режущих слух новомодных терминов типа "Уральская поэтическая школа" (от них в голове сплошной "ГУЛ" стоит), решил-таки обдумать свое местоположение в литературном пространстве. И вот, вдруг обнаруживаю: внутри русской поэзии (или как правильнее - уральской?) в последние 20-25 лет, нет сомнения, сложился самостоятельный поэтический геолокус, второй по времени и значению после "нижнетагильского ренессанса"!

Говоря "озерная поэтическая" мы, конечно, отдаем себе отчет, что наша так называемая "литературная жизнь" в информационную эпоху наступившего века вследствие виртуализации сильно размыта. То есть я хочу сказать: каждый из тех, кого лично я отношу к ОПШ, когда-то "вышел из этого озера", и, хотя лишь некоторые живут в городах, по-настоящему "озерных", принадлежащих иртяшскому полумесяцу Касли-Озерск-Кыштым, а все остальные - в "столицах" - Москве, Челябинске, Екатеринбурге, каждый неизменно в своей ладошке несет эту материнскую "озерную воду". При чтении стихов это утверждение не вызывает сомнений.


С. С. Известно, что ваши предшественники, британские тезки, верили в иррациональное, в традиционные христианские ценности, в идеализированное средневековое прошлое. Кольридж и Вордсворт, бывшие в молодости рьяными республиканцами и сторонниками революции, "на озерах" стали строгими консерваторами. В какой мере это суровое слово - "консерватизм" - применимо к тебе и уральским "озёрцам"?


А. П. Абсолютно - ко всему, что касается внутреннего содержания! Я бы даже обозначил ОПШ как правый фланг современной поэзии, в противоположность, скажем, представителям Транслита и кругу авторов поэтической премии Драгомощенко. Но при этом я бы добавил, что текстологически стихи "озёрцев" безусловно относятся к авангардистской поэзии, ибо развивают ее традиции.

Хорошо, что ты спросил о христианских ценностях. Да, эта поэзия религиозная и, страшно сказать, православная. Это относится к лирике каждого "озёрца".


С. С. Поездка в Челябинск в 2003 году на фестиваль уральской поэзии, организованный Виталием Кальпиди, там состоялось наше с тобой знакомство. В тот момент Александр Петрушкин считался поэтом челябинским, стихотворцем большого города. Что заставило тебя уехать в Кыштым, "на озера"? Стало ли причиной такого решения разочарование в городе, промышленном центре, и, в целом, в цивилизации? Это попытка отрицать "случайность, плодящую нас", желание отогнать страх смерти? Ведь именно такое впечатление создается при чтении твоих стихов.


А. П. Никогда я не считал себя жителем мегаполиса. Для меня среда обитания - весь божий мир, а декорации всегда останутся лишь декорациями. Уехать на озера - ну, я так понимаю - время пришло. Большой город расходует много и личного человеческого пространства, и личного человеческого времени. Когда начинаешь понимать, что это чрезвычайно неэкономично, что время нашего пребывания в этом мире крайне ограничено, то начинаешь делать определенные выводы...

Я бы не называл этот процесс разочарованием в чем бы то ни было, скорее, это просто такой способ жить - жить наиболее продуктивно, тем более что современная система коммуникации не требует обязательного физического присутствия в метрополии. Можно одновременно возделывать капусту, как Диоклетиан, и выступать в Сенате, как Цицерон. Вот такая нормальная ненормальная раздвоенность!

Теперь, о смерти. Я ее не боюсь, ведь я православный христианин. Смерть - нормальная и естественная часть пейзажа, в котором мы существуем. Больше того, смерть может быть и радостной - если она правильно принята, а жизнь достойно прожита.


С. С. В стихах Вордсворта и его товарищей передано многообразие состояний природы, острое переживание первозданной красоты. Природа, звери и птицы предстают загадочными, а сельский житель, как ребенок, воплощает в себе идеал естественности. Каков в представлении вашей школы уральский Лейк-Дистрикт, Озерный край?


А. П. Тут, наверное, стоит вспомнить одно эссе Сергея Ивкина (забавно, что этот парень то и дело всплывает в нашем разговоре, вероятно, потому, что он очень любит создавать мифы и включать их в реальность).

Так вот, Сергей говорил так: "В скандинавской мифологии карта территории была невозможна. Дороги физические вели ниоткуда - в никуда. Существовали только пути духовные. Этими духовными путями и перемещались шаманы между мирами. Каждый мир предполагал свой душевный настрой, свой уровень духовного развития. Трикстер Петрушкин выходит из Санниковского Асгарда, построенного из камня; идёт сквозь Мусспельхейм Туренко, где всё состоит из огня, потому Мировой Лёд и превращается в "Воду и воду"; чтобы создать собственный мир, гнездовье-зимовье-ложбину. Сам топоним "Кыштым" и переводится как "тихое зимовье", превращаясь в мир иллюзии, в царство сна, тумана, опьянения, фантазии Ниффльхейм, запертый руной "ниид" (необходимость, нужда). Петрушкин становится гением этого места, бесплотным духом-хранителем".

Очень понравились мне эти мысли и в тот момент они совпали с восприятием места, где выпало жить. На этом, пожалуй, я бы и закончил разговор о флоре и фауне озерного края. Тот случай, когда добавить нечего, оставив все на усмотрение фантазера.


С. С. Лирический герой английского романтика, оказавшийся в Озерном Крае, узнает о существовании иного, высшего мира. Пробужденная совесть открывает ему высшие нравственные ценности. Переехав "на озера", почувствовал ли ты, Саша, что обрел духовное начало? Твои последние стихи мне кажутся трагичными. Можно ли сказать, что в этом месте ты переживаешь духовное страдание, и в нем - прозрение?


А. П. Понимаешь, я не стал бы говорить о страдании, не мое слово! В данный момент, во всяком случае. Возможно, я уже "пробудился", хотя от упоминания о страдании меня, честно говоря, несколько передёргивает. Надо прожить жизнь без пафоса - только тогда она, жизнь, его - пафос то есть - и обретёт. Ещё, пожалуй, имеет смысл сказать, что жизнь в озерном краю учит поэта правильно принимать поражения. Как говорил один из православных монахов, путь христианина - это путь не от победы к победе, а от поражения к поражению. Если ты эту формулу проецируешь на все части (пласты) своего бытия, то твоё произведение меняется в сути своей. Любое произведение - текст, семья, социум и прочее. А потом... Я не вижу трагедии в том, что этот путь надо идти, надо пройти. Надо значит надо, а это уже само по себе интересно. Есть ли в этом прозрение? - не мне судить. Для меня все это очень важно, имеет исключительное значение. Это часть меня, но, ни в коем случае, это - не страдание и не горе!


С. С. Уральские озера. Провинция. Удивительная красота гор, воды, лесов, старинных сибирских городов, таинственной Старой Демидовской дороги из Екатеринбурга в Златоуст. Но, вместе с тем, Уральский Озерный Край - это таинственные "закрытые" города, как, например, Озерск или Снежинск, бериевские послевоенные стройки, котлованы для атомных реакторов, поглотившие жизни тысяч заключенных, Карабаш, как символ мировой катастрофы... Рождают ли эти места у тебя чувство безысходности, "мировую скорбь", как когда-то говорил "озёрец" Байрон?


А. П. Однозначно, скорби нет. К тому, о чем уже сказал, я добавлю: важны не те пути, что совершаются вокруг нас, а те, что проходят внутри нас. Мир не стоит оплакивать, а то, ещё чего доброго, он сам начнет оплакивать и жалеть тебя! С ним стоит говорить на равных - тогда и мир заговорит твоим голосом!

И - снижая пафос - не желал бы я себе иной географии.


С. С. У британцев романтический идеал был окрашен мистикой. Известно, что твой ближайший друг и единомышленник Дмитрий Машарыгин, родился в Озерске, и поэтому называет себя Машарыгиным Озерским. Но согласись, это имя тоже рождает ассоциации, и какие! Конечно, я говорю о Ланселоте Озерном, сыне Девы озера, тщетно ищущем Святой Грааль и безудержно влюбленном в жену друга и патрона - королеву Гвиневру. Машарыгин как-то признался, что для него "все стихи - молитвы", через них "случается откровение", разговор с Богом. Согласись, в этом есть глубокий мистицизм. В праве ли мы ожидать от уральско-озерной поэтической школы нового духовидчества и визионерства?


А. П. Поэзия - она сама по себе и есть молитва, здесь находятся ее начала. Она когда-то проросла из богослужения, вероятно потому, что человеческая памяти зиждется на ритме, рифме, метафоре. В нынешней эпохе последних двух тысяч лет, когда религиозное восприятие мира последовательно начало нас покидать, стало возможным не только говорить с Богом (богами?), но речь слишком человеческим языком о слишком человеческом.

Только поэтому Пригов из всей русской концептуальной поэзии для меня является самым значимым. Я вижу в нём гримасу усмешки, когда он глядит на сочинителей, идущих вслед за ним, или перед ним. Думаю, его одного было бы достаточно, чтобы избыть лишние, чуждые, напрасные напластования в русском тексте.

Русской современной речи - а поэзия суть ее выжимка - не хватает именно той мистической компоненты, когда стихи пишутся от стыда и невозможности увидеть мир "немерцающим". Необходимо увидеть бытие цельным - пусть и непонятным. Узреть и запечатлеть мир в тот момент, когда стихотворение и его мистика сплавляются воедино, смешивая произнесенный стыд и чувство вины от поражения.


С. С. Говоря о поэтах Озерной школы, Пушкин писал: ""В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному". Ясно, что вы не черпаете вдохновение в народности. Так в чем суть конкретно ваших эстетических исканий? Чьи традиции наследуете, или отвергаете? Какое формотворчество утверждаете?


А. П. Для меня, лично для меня, мир - это череда мгновенно меняющихся слайдов, за которыми находится "истинный мир". Нам сложно или невозможно увидеть его из-за желания поспеть. Это то, о чем говорил Кальпиди: "Человек, родившись, должен как можно быстрее научиться думать, как можно медленнее". И вот, если мы научаемся, приобретаем эту способность, то иногда обретаем способность замедлить скорость мерцания и заглянуть в пространство между слайдами. Уверен, самое интересное и важное в самом создании стиха. Это религиозное действо. А вот какими способами это достигается - для меня не имеет значения - берёшь слово и вглядываешься за него.

На кого ориентируюсь лично я? На так называемых метаметафористов - Парщикова, Жданова, Виталия Кальпиди в пределах "Контрабанды", Андрея Таврова, Леонида Аронзона, которого я бы обозначил как предтечу. Для меня важно то, что метареализм получил своё продолжение на окраинах империи, откуда в свое время и приплыл в Мск - Донецк, Алтай, Челябинск, и так далее. Видимо, на окраине, в том числе и в провинции провинций - городах Русской озерной школы, время замедляется, и мы успеваем увидеть не только факт, но и то, что этому факту предстоит. И мне это, кажется, правильным.


С. С. Традиционно к школе причисляют Наталию Черных (Озерск, ныне - Москва), Евгению Изварину (Озерск, ныне - Екатеринбург), тебя, Александра Петрушкина (Озерск, Кыштым), Наталию Косолапову (Кыштым), Маргариту Еременко (Касли) и Дмитрия Машарыгина (Озерск, ныне Челябинск). Ты определяешь Школу как "общность поэтов, проживающих (или проживавших) в городах, расположенных на побережье озера Иртяш (города Кыштым, Озерск, Касли) в период с 1968 по 2015 год". Мое внимание привлекает слово "общность". В чем она? Насколько прочна? Если снова вспомнить британцев, то для них "общность" была понятием условным. А как в вашем случае? Согласись, в литературной жизни трудно найти единомышленников и сотоварищей. У поэтов разное отношение к слову "общность". Кто-то, как наш знакомый Сергей Ивкин, вообще, не может быть поэтом вне коллектива, и для него не важно, ансамбль ли это сочинителей авторской песни, или литературная студия поэта-философа - лишь бы быть в коллективе. А кто-то, как глубокоуважаемая Наталья Черных, реализует в творчестве хемингуэевский принцип: "писательство - одинокое дело". Какие они, "озерные поэты"?


А. П. Давай, договоримся, что я говорю только за себя, за свой опыт, за свой творческий пейзаж, который сам выстраиваю вокруг себя.

Как у меня происходит ЭТО? Писать я предпочитаю отдельно ото всех, расположившись вне "шума городского", но при всём при том - некое незримое присутствие (но не соревнование!) я ощущаю всей кожей. Я внимательно читаю все, написанное моими камрадами по школе, то есть, сад прирастает не только почвой, но и разговором с соседними цветами. В этом смысле, конечно, мне ближе всех Митя Машарыгин, он вырос рядом со мной и на моих глазах - мы оба появились из общего диалога.

Евгения Изварина - самый строгий ценитель и внимательный читатель моего Живого журнала. Я ориентируюсь на её отзывы и комментарии.

Наташа Черных, говоря о тех или иных моих стихах, определяет ту или иную степень моего поражения перед моим текстом. А вот Рита и Наташа, можно сказать, родственники, позволяют почувствовать, насколько точно я проживаю мою жизнь. Модель ансамбля для меня чужеродна, а вот "система строительных маяков" очень в тему! Она помогает выстроить идеальное здание из текстовой и социальной судьбы. Система взаимоучитывания без необходимости встроиться в некий мифический социум для меня и есть настоящая общность. Быть одиноким и одновременно - быть со всеми.


С. С. Наш современник, композитор Клайв Линли, герой романа "Амстердам" Иэна Макьюэна, уезжает в Озерный край, чтобы обрести вдохновение и написать там, в этих священных местах, гениальную ораторию. Это кажется ему прозаической и рабочей задачей, но, неожиданно оказывается походом в неизвестное, дорогой обретения неожиданных жизненных ценностей. Можно ли сказать, что для каждого из вас, уральских лейкистов, поэзия - это то же, что и для Клайва Линли, - "пеший поход в одиночестве", "преодоление внутреннего сопротивления", "борьба с инстинктом"? Верный ли это путь - "на озера", назад, прочь? Ведь герой Макьюэна предупреждает: "открытые места, которым полагается уменьшить тревогу, уменьшают все остальное, и все устремления оказываются бессмысленными"... Или я ошибаюсь, и "озера" - лишь верстовой столб, указатель направления, а за ним - неизвестность?


А. П. Самое одинокое существо во вселенной - это, согласись, Создатель. Если нам удаётся хотя бы на тысячную долю приблизиться к Его одиночеству - это уже удача. Андрей Санников называет те удивительные и редкие места, где положено не сопротивляться и не закрываться от Бога, линзами. Как мне кажется, именно такой линзой является зеркало наших озёр. Здесь Господь особенно пристально всматривается в свои лики, то есть в нас. Он даже пытается говорить с нами, если мы сами позволяем Ему говорить через посредство, записанных нами текстов. Тогда Он становится менее одиноким...

Я бы сказал для большей точности, что озёра - это не столб, не уменьшение тревоги, не указатель дорожный, но место встречи с Тем, кто учит нас говорить именно так, а не иначе.

Понятное дело, мои мысли - только лишь частное восприятие нас в этой местности - где нет времени, но есть непрекращающееся пространство воды.





СОДЕРЖАНИЕ ВЫПУСКА

ПРОСТРАНСТВО ОЗЁРНОЙ ВОДЫ. Интервью Александра Петрушкина Сергею Слепухину

МЯТЕЖНЫЙ КАРАНДАШ

МАРГАРИТА ПАЛЬШИНА. ФИГУРЫ ПАМЯТИ. Фрагменты романа
АЛЕКСАНДР КРАМЕР. ГОЛОС. Рассказ
КАТЕРИНА ГРУЗДЕВА. ТРИ РАССКАЗА
ЕВГЕНИЯ ПЕРОВА. КРУГИ ПО ВОДЕ. Роман. Окончание первой книги

БРЕД ПОЭЗИИ СВЯЩЕННЫЙ

ВАЛЕНТИНА БОТЕВА. И MORI, И MEMENTO
СЕРГЕЙ КОМЛЕВ. ВРЕМЕНА УМИРАЮТ
ГЛЕБ МИХАЛЕВ. ПРЕВРАЩАЯСЬ ВО ВСЕЛЕННУЮ
НАДЯ ДЕЛАЛАНД. СТРЕМЯЩАЯСЯ К СВЕТУ
ИГОРЬ БЕЛОВ. БОГ МОЕГО СНОВИДЕНИЯ
ЭДУАРД УЧАРОВ. ПОТОМОК ТАТАРСКИХ МУЗ
АЛЕКСАНДР ПЕТРУШКИН. ОСМЫСЛЕННЫЙ ПЕЙЗАЖ
ЕЛЕНА ЦЫГАНОВА. СЕРДЦЕ ПРОСИТСЯ НА ВОЛЮ
БОРИС ЮДИН. ПТИЦЫ
СВЕТЛАНА МЕНДЕЛЕВА. МАЛИНОВОЕ ВАРЕНЬЕ
СЕРГЕЙ ФИЛИППОВ. ОТВЕТНЫЙ ПАС
ОЛЬГА КОЛЬЦОВА. "ЧТО ЖЕ, РАЗМАТЫВАЙ ДАЛЬ АРИАДНИНОЙ НИТИ..."
ГЕОРГИЙ ЧЕРНОБРОВКИН. РАЗБЕГ СИРЕНИ
НАТАЛЬЯ ДАМИНОВА. ГДЕ СПЕЕТ ВИШНЯ
ГЕННАДИЙ КАНЕВСКИЙ. ЦЕЛЛУЛОИДНОЕ КОЛДОВСТВО

ФЛЭШМОБ

ПОЭТЫ "ОЗЁРНОЙ" ШКОЛЫ (А. ПЕТРУШКИН, Д. МАШАРЫГИН, Н. ЧЕРНЫХ, Н. КОСОЛАПОВА, Е. ИЗВАРИНА, М. ЕРЕМЁНКО. Составитель - АЛЕКСАНДР ПЕТРУШКИН)

ХОРОШО ПРИ СВЕТЕ ЛАМПЫ...

СЕРГЕЙ СЛЕПУХИН. APOCALIPSIS - NEVERMORE. Эссе

АЛХИМИЯ

ГЕОРГИЙ ЖЕРДЕВ. В ОДНО КАСАНЬЕ. ТАНКЕТКИ

НЕВЕРНАЯ НИТЬ АРИАДНЫ

ИРЬЯ ХИИВА. ИЗ ДОМА. Повесть. Вступление САМУИЛА ЛУРЬЕ.

ЗАЛЁТНЫЕ ПТИЦЫ

У НАС В ГОСТЯХ АЛЬМАНАХ "ВИТРАЖИ" (МЕЛЬБУРН)
ЗАЛМАН ШМЕЙЛИН. ЛЮБЛЮ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
ЮРИЙ ВАЙСМАН. СЕСТРА ПОБЕГА
МАРИЯ ПАСИКА. А Я РИСУЮ ВОСЕМЬ!
АЛЕКСАНДР ГРОЗУБИНСКИЙ. ВСЁ УМЕСТИЛОСЬ МЕЖ...
ДМИТРИЙ ВОЛЖСКИЙ. ВИДАВШИЙ БЛИЗКО ЗВЕЗДЫ
ФАИНА ЗИЛЬП. ДО ПТИЧЬЕГО ЩЕБЕТА
ЯКОВ МАРГУЛИС. ПРОСТУЖЕННОЕ СОЛНЦЕ
МАРГАРИТА ЗЕЛЕНСКАЯ. МАРШРУТ
Страница,  на  которой  Вы  сможете  купить  журнал




Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА